СПН испортили Ему все человечество /// (с)приветом архангелам Romin'ы
Я не имею ничего против Тило, но всякий раз, перечитывая этот опус, рыдаю в три ручья 
ночь словно укутала всех мягким синим одеялом, окуная души человеческие в покой и безмятежность, давая передышку в бестолковой борьбе за завтрашний день.
«сколько еще золотых рассветов, рождающих кроваво-красный закат? сколько еще разломов искренности цвета запекшейся крови? по капле мы выжимаем из себя души, цепляясь обгоревшими прядями за края жизни», - тило заслонил рукой глаза, отвергая красоту величественно скрывающегося за горизонтом солнца. «боль наполняет этот мир, боль унижающих и унижаемых, единственная всеприемлемая радость - радость мести, радость боли, радость смерти любого, любого, кроме тебя. черная злая радость, что завтра будет не для всех». ночная прохлада заставила его вздрогнуть, обхватить себя за плечи, бессознательно впившись тонкими сильными пальцами в тонкую ткань рубашки. тило оглянулся на комнату, на расстеленную кровать в пене кружев под темно-красным бархатным пологом, на таинственно мерцающие свечи на столике, на курящиеся тяжелыми струями дыма ароматические палочки. сидящая на кровати анна привычными движениями полноватой ладошки смазывала страпон, уставившись на него синими блядскими глазами. тило подошел на подгибающихся ногах, упал на колени, покорно наклонив голову и коснувшись языком неведомо чьей кожи орудия жертвоприношения. «всего лишь жить, жить светло и яростно», - думал он, спуская штаны и поворачиваясь к анне худой жопой, - «а не задыхаться вечно между бесчестием и смертью». его подруга-эриния несла в этот бренный мир не только смерть и разрушение. «разрушение ради созидания», - вцепился тило зубами в простынь и собственную ладонь, стараясь не особо орать, - «искупление вины всех ныне спокойно спящих, насмеявшихся за день, налюбившихся за вечер». боль становилась все нестерпимее - анна успела заметить в темных глазах потребность в муке и правде. бляаать.. да хватит уже... - взвыл тило после особо зверского выпада полных гладких бедер. крепкие маленькие руки оставляли багровые синяки на его белой и гладкой, как у девушки, спине. «прости господи, за малую жертву, большей не дано принести мне тебе», - заученно полились слова из глубины души, в предчувствии ослепительно белой и ласковой, как лепестки цветущей вишни, вспышки боли, знаменующей сладкую смерть. «верни мне сон и солнце, любовь и радость, избавь... от пресыщения... и... злобы... в душе моей....аааа...ааааа минь». тило выгнулся на кошачий манер, бесстыдно выставив задницу, как будто хотел вобрать в нее анну и весь мир целиком. та перевела дух, резко выдернув страпон из растраханной жопы. вот теперь хватит, - явно любуясь зрелищем растрепанного тило, не сумевшего сдержать навернувшиеся от боли слезы. тяжелый запах благовоний и секса обволакивал оба разгоряченных растревоженных тела, раскинувшихся на черном бархате покрывала. «во имя мира и любви, во имя света и тепла в ваших темных сырых душах», - успокоенно приникал тило поцелуями к щедрой груди анне. пошли в душ, - измученно шепнул он. – теперь завтра будет и для нас.
(с) Ketzer
ночь словно укутала всех мягким синим одеялом, окуная души человеческие в покой и безмятежность, давая передышку в бестолковой борьбе за завтрашний день.
«сколько еще золотых рассветов, рождающих кроваво-красный закат? сколько еще разломов искренности цвета запекшейся крови? по капле мы выжимаем из себя души, цепляясь обгоревшими прядями за края жизни», - тило заслонил рукой глаза, отвергая красоту величественно скрывающегося за горизонтом солнца. «боль наполняет этот мир, боль унижающих и унижаемых, единственная всеприемлемая радость - радость мести, радость боли, радость смерти любого, любого, кроме тебя. черная злая радость, что завтра будет не для всех». ночная прохлада заставила его вздрогнуть, обхватить себя за плечи, бессознательно впившись тонкими сильными пальцами в тонкую ткань рубашки. тило оглянулся на комнату, на расстеленную кровать в пене кружев под темно-красным бархатным пологом, на таинственно мерцающие свечи на столике, на курящиеся тяжелыми струями дыма ароматические палочки. сидящая на кровати анна привычными движениями полноватой ладошки смазывала страпон, уставившись на него синими блядскими глазами. тило подошел на подгибающихся ногах, упал на колени, покорно наклонив голову и коснувшись языком неведомо чьей кожи орудия жертвоприношения. «всего лишь жить, жить светло и яростно», - думал он, спуская штаны и поворачиваясь к анне худой жопой, - «а не задыхаться вечно между бесчестием и смертью». его подруга-эриния несла в этот бренный мир не только смерть и разрушение. «разрушение ради созидания», - вцепился тило зубами в простынь и собственную ладонь, стараясь не особо орать, - «искупление вины всех ныне спокойно спящих, насмеявшихся за день, налюбившихся за вечер». боль становилась все нестерпимее - анна успела заметить в темных глазах потребность в муке и правде. бляаать.. да хватит уже... - взвыл тило после особо зверского выпада полных гладких бедер. крепкие маленькие руки оставляли багровые синяки на его белой и гладкой, как у девушки, спине. «прости господи, за малую жертву, большей не дано принести мне тебе», - заученно полились слова из глубины души, в предчувствии ослепительно белой и ласковой, как лепестки цветущей вишни, вспышки боли, знаменующей сладкую смерть. «верни мне сон и солнце, любовь и радость, избавь... от пресыщения... и... злобы... в душе моей....аааа...ааааа минь». тило выгнулся на кошачий манер, бесстыдно выставив задницу, как будто хотел вобрать в нее анну и весь мир целиком. та перевела дух, резко выдернув страпон из растраханной жопы. вот теперь хватит, - явно любуясь зрелищем растрепанного тило, не сумевшего сдержать навернувшиеся от боли слезы. тяжелый запах благовоний и секса обволакивал оба разгоряченных растревоженных тела, раскинувшихся на черном бархате покрывала. «во имя мира и любви, во имя света и тепла в ваших темных сырых душах», - успокоенно приникал тило поцелуями к щедрой груди анне. пошли в душ, - измученно шепнул он. – теперь завтра будет и для нас.
(с) Ketzer